Декабрь Минорского хамелеона

Через час после убийства

В комнате, где они наконец-то нашли его, было так холодно, что сначала все подумали, что он просто насмерть замерз. Его лицо было белым как снег, кожа холодна как лед, губы совершенно синие. Выражение его лица показалось полиции умиротворенным. Словно он умер во время прекрасного сна.

Если бы не кровь.

Кровь всегда выдает все тайны.

[00:01:03–00:02:54]

Д-Р ФОСТЕР: Ты в порядке?

АНА: У меня болит запястье.

Д-Р ФОСТЕР: Служба безопасности посчитала, что наручники необходимы. Надеюсь, ты понимаешь.

АНА: [Молчит.]

Д-Р ФОСТЕР: Тебе что-нибудь нужно, прежде чем мы начнем?

АНА: Можно немного воды?

Д-Р ФОСТЕР: Конечно. [Говоря в микрофон.] Пожалуйста, принесите сюда стакан воды. Грамм 170, не больше. Спасибо. [Обращаясь к Ане.] Минуту.

АНА: Спасибо.

Д-Р ФОСТЕР: Не за что. Это самое малое, что мы можем сделать.

АНА: Это точно.

Д-Р ФОСТЕР: С нашего последнего разговора прошло много времени.

АНА: Четыреста двадцать три дня.

Д-Р ФОСТЕР: Как ты себя чувствуешь?

АНА: Пора заканчивать этот разговор.

Д-Р ФОСТЕР: Еще один, последний раз, Ана. Потом мы дадим тебе отдохнуть, обещаю.

АНА: Я думала, что закончила отвечать на вопросы.

Д-Р ФОСТЕР: Нам все еще нужна твоя помощь.

АНА: Почему я должна вам помогать? После всего, что вы сделали?

Д-Р ФОСТЕР: Потому что делать это необходимо.

АНА: Другими словами, Вы хотите сказать, что у меня нет выбора?

Д-Р ФОСТЕР: Хочешь встретиться со своими сестрами? Они соскучились. После окончания нашего разговора я смог бы устроить встречу. Кая. Зара. Или, может быть, Зэл? Хочешь?

АНА: [Спокойно.] А что, если бы я сказала, что хочу увидеть Нию? Или Еву?

Д-Р ФОСТЕР: [Молчит.] Ана, ты же знаешь, что это невозможно.

АНА: Почему Вы просто не спросите меня о том, что Вас действительно интересует? Я не настроена играть в Ваши игры.

Д-Р ФОСТЕР: Мои игры?

АНА: Вы усмехаетесь. Что смешного?

Д-Р ФОСТЕР: Скажу тебе через минуту. Но прежде меня волнует одна вещь, которую я до сих пор не могу понять.

АНА: Слушаю.

Д-Р ФОСТЕР: Что ты сделала с телом, Ана?

Сентябрь Саванной овсянки

Два года до суда

Тихое тарахтение движущейся монорельсовой тележки похоже на биение сердца птицы. На короткий момент, настолько короткий, что камера видеонаблюдения не может его зафиксировать, я закрываю глаза, выдыхаю на холодный алюминиевый поручень, и в голове мелькает мысль о том, что вот это оно и есть – ощущение полета.

Невесомо. Бездыханно. Свободно.

«Ана?»

Маленькая девочка в упор смотрит на меня через пролет. Я быстро наклоняюсь как можно ниже. «О, привет! Как тебя зовут?»

Девочка усмехается, показывая два ряда безупречно ровных зубов. «Клара».

Клара.

Через мгновение в моей голове начинает звучать музыка.

Чайковский.

Потом перед моими глазами включается голографический экран.

Маленькая девочка в мягких розовых пуантах. Ожившие куклы в свете луны. Злой Крысиный король. И благородный принц, который должен каким-то образом всех спасти.

Красный свет мигает передо мной, и я улыбаюсь.

На тележке громко звучит мой беспроводной сигнал.

«Какое красивое имя, – говорю я ей. – Оно напоминает мне о моем любимом балете».

Я приглашаю ее встать рядом со мной, пока наш поезд бесшумно движется по небу. Вдалеке под нами за окнами из непроницаемого стекла проносится Королевство – туманность, сотканная из красок и звуков. Мы парим над кронами тропических деревьев. Роскошными лугами. Доисторическими прериями. Кристально чистыми водоемами, в которых живут русалки. Звездами и лунами. И вдалеке, после плавного разворота, виден замок. Его изящные серебряные шпили настолько остры, что кажется, будто это ножи, разрезающие облака.

«Дворец принцессы», – шепчет Клара. – Он действительно волшебный?»

«Закрой глаза, – говорю я, улыбаясь. – Загадай желание. Обещаю, что оно исполнится».

Клара мгновенно загадывает желание, а потом обнимает меня руками за талию.

Многие вещи в Королевстве мне не нравятся, даже если я не произношу это вслух. Долгие часы. Ужасная жара. Странная пустота, которую я ощущаю каждую ночь, когда ворота уже закрыты и наши гости вернулись во внешний мир. Но эта сторона, эта связь – вот ТО, что примиряет меня со всем.

«Ладно, дорогая. Достаточно. Пора идти». Мать девочки мягко снимает руки Клары с моей талии. Я замечаю, что смотрит она на меня настороженно – такой взгляд я видела у поведенческих психологов, когда они рассматривают особо опасные гибриды, живущие в парке.

Я улыбаюсь еще шире и плавно вытягиваю руки перед собой – небольшая перемена позы, чтобы мать поняла, что я неопасна.

«Нарисуй мне картину, – говорит Клара. – Пожалуйста, одну картину».

Я вижу удивление в ее глазах. Ее кожа пахнет радостью. Я даже могу слышать возбужденное биение ее сердца. Быстрая пульсация под кожей, кровью, костями. Словно маленький мощный моторчик в ее груди.

«Одну картину», – повторяет ее мать. Но сама она при этом не чувствует радости.

Клара снова обхватывает меня руками. От ее щеки остается пятно на моей рубашке, и память хранит ее уникальный запах. Клубника, ромашка и магнолия.

Благодаря тысячам маленьких электродов, встроенных в мою кожу, я могу буквально ощутить, как улыбка пронизывает все ее тело.

«Скажи «сыр», – говорит мать Клары.

«Скажи «и жили они долго и счастливо», – говорю я.

Потом мир вспыхивает белым светом. В Королевстве – моем Королевстве – «и жили они долго и счастливо» – единственно возможный конец.